Артур Крупенин - Энигматист [Дело о Божьей Матери]

Ознакомительная версия.

Немало всякого с тех пор повидал на своем веку Успенский собор. Его образа заглядывали в бегающие глаза Лжедмитрия. Его огромное, отлитое из чистого серебра паникадило было свидетелем того, как миниатюрной Марине Мнишек во время венчания подставляли скамеечки, чтобы она могла дотянуться губами до православных святых. Стены храма слышали и сохранили в своих потайных уголках эхо так и невыполненной клятвы Василия Шуйского, обещавшего что «никого не будет казнить». А дубовые ворота не раз бывали разбиты наседающими басурманами.

Но самый большой урон собору бесспорно, нанесли французы. После их ухода на одном из столпов храма была найдена надпись, гласившая, что из награбленного в Успенском соборе наполеоновскими солдатами было переплавлено триста двадцать пять пудов серебра и восемнадцать пудов золота! Предприимчивые мародеры устроили прямо посреди собора горн, в котором переплавляли драгоценные оклады. Что до икон, то в большинстве случаев французы нарочно пробили их гвоздями, а образам выкололи глаза. Захороненные в храме тела митрополитов попросту выбросили на улицу. Н-да, джентльменом Бонапарт, вопреки легендам, никогда не был. Как, впрочем, и его солдаты.

Отложив занимательный рассказ о неспокойной истории собора, Глеб приступил к решению главной задачи — найти следы таинственного однофамильца византийского посла.

Как выяснилось, людей, исконно составлявших причт храма, было не так уж много: несколько попов, пяток дьяконов, пара пономарей и ключари, в чьи обязанности входило хранение соборного имущества. Судя по документам, к началу девятнадцатого века в результате очередной перестройки в церкви поменялись почти все названия должностей. Тогда стараниями какого-то эллинофила священникам собора были официально присвоены греческие названия — пресвитеры и сакелларии. Особенно заинтересовали Глеба последние. Он помнил, что в Византии так называли особого сановника при константинопольском патриархе. В его обязанности входили надзор за финансами и общее руководство хозяйством, включая, понятное дело, и подновление храмового убранства.

«А вот это уже близко», — подумал Глеб и впился глазами в поблекший от времени список назначений, одобренных Святейшим синодом в 1812 году. Чутье его не подвело. Пост сакеллария кафедрального Успенского собора сроком на три года получил человек по имени Иоанн Костинари.

Воодушевленный находкой, Глеб сделал небольшой кофебрейк и снова зарылся в архивы. Чтобы ничего не упустить, он решил вернуться к 1653 году, когда благословленный Вселенским патриархом византийский корабль с двумя «Богородицами» на борту отправился из Константинополя в долгий путь на север.

Оказалось, что по стечению обстоятельств именно в 1653 году был проведен обширный ремонт иконостаса. Отреставрировали всю живопись, сделали серебряные подсвечники и богатые серебряные оклады.

За давностью лет ничего похожего на отчет о проделанных работах не сохранилось. Тем не менее Глеб упрямо рылся в ветхих бумагах, благо работающая в архиве подружка почти мгновенно доставляла ему каждый запрошенный документ. В конце концов упорство, как это обычно и происходит, было вознаграждено. В одном из доношений Синоду упоминалось о том, что трудовым людом во время реставрационных работ руководил греческий мастер, которого звали Дмитрий Костинари.

Выходило, что отлученный от церкви еретик, доставивший православную святыню к царскому двору, устроил все таким образом, чтобы не упускать дареных «Богородиц» из виду. С какой такой целью?

Стольцев взглянул на часы и, увидев, что вот-вот опаздает на лекцию, трусцой добрался до автомашины и помчался в университет. Он давил на газ и внимательно посматривал на дорогу, мыслями, однако, уносясь очень и очень далеко.

Хм, любопытно. Иоанн Костинари наверняка приходится родственником Дмитрию, двумя веками ранее доставившему икону в Россию и подрядившемуся реставрировать храм. Хотя это надо будет еще доказать. Но если так оно и окажется, создается впечатление, что члены этой загадочной семьи во что бы то ни стало старались держаться как можно ближе к привезенной ими святыне. Но зачем?

И совсем уж непонятно, ну как, черт возьми, отлученный от церкви еретик мог устроиться на богоугодную службу? Может, константинопольский патриарх не пожелал раздувать скандал и не стал придавать дело огласке? Возможно ли, что русские так и не узнали правды об отлучении Костинари и его причинах?

Столкнувшись в коридоре учебного корпуса с Беляк, Глеб, впечатленный предыдущей демонстрацией ее изыскательских способностей, предложил Зинаиде покопаться в родословных.

— Думаете, у Костинари могут быть ныне живущие потомки?

— Ты читаешь мои мысли.

Зина только улыбнулась в ответ. Как, должно быть, удивился бы Стольцев, если бы в эту самую секунду и в самом деле мог прочитать, о чем она думает. Например, о том, как ему идет этот слегка отдающий специями запах одеколона. Или о том, как Зине хочется дотронуться до его чисто выбритой щеки.

— Рекомендую начать с синодального архива. Хотя, уверен, ты и без меня разберешься.

Зина радостно кивнула и, заслышав звонок, убежала на очередную лекцию. Окрыленная еще одной возможностью к сближению, она дала себе слово не терять драгоценное время на форум «Роман с преподом», а с умом потратить его на синодальные и прочие архивы. Проку будет куда больше.

Получив от Деда очередной втык за «пассивность», Лучко, как обычно, заперся в своем кабинете и принялся залечивать раны изрядной порцией сладкого, благо в сейфе всегда было припрятано что-то, что могло скрасить такие моменты, как сейчас. Отворив тяжелую дверцу, капитан приоткрыл коробку и достал пригоршню конфет.

Успешно запустив процесс психологического восстановления, Лучко включил настольную лампу и вскрыл только что доставленный конверт, присланный щелковскими коллегами. Это было заявление потерпевшего в ходе недавнего инцидента на лесной поляне и прочие материалы дела.

Пробежав глазами стандартную для подобных случаев информацию, капитан нетерпеливо перешел к изучению примет нападавших. Из документа следовало, что один из них, а именно тот, что размахивал кортиком, носил длинные волосы и немного заикался.

Придя домой, Глеб еще не знал, что открытие, сделанное в РГАДА, окажется далеко не последним на сегодня. Приняв душ, он первым делом проверил электронную почту. Самым интересным из всех свалившихся в ящик сообщений оказалось письмо из Греции.

Хелиотис, не на шутку увлекшийся историей иконы, явно раздобыл нечто любопытное. Решив немного подразнить Глеба, он не стал излагать суть дела в письме, а лишь сопроводил вложенный файл короткой припиской.

Ознакомительная версия.